история персонажа

   Первое воспоминание, что приходит на ум, это мясистые складки подбородка на лице дегенерата, что по недосмотру социальных служб назывался его отцом. Складки двигаются взад и вперед, а из чрева достаются слова, слова угрозы или обнаженной ненависти, порезаться как два пальца, отдают пренебрежением и презрением. Хоук прячется под кроватью, поджимая под себя ноги, внутренне содрогается, мысленно возводит молитвы Всевышнему, что не ему сегодня довелось попасть под жернова этого монстра. Своих настоящих родителей он не знал, да собственно не очень к этому и стремился. Спортивная сумка с полугодовалым младенцем была оставлена на пороге католической церкви, приговор вынесен, пущен в расход, еще до того, как первые шаги были сделаны. Ну а потом все по накатанной. Приют, семьи, укоры и наказы, новые города, незнакомые лица. В семь лет он попал к О’Брайенам, где кроме него уже было семь приемных детей. Сказать, что они обладали повышенным чувством человеколюбия и гуманности было бы брехней собачьей, все что интересовало их, так это чеки, получаемые от государства, за их сомнительную роль быть родителями. И которую они бездарно провалили, предоставляя отпрысков и отбросов самим себе.
   Хоук Лоутон это раскаты грома на горизонте, приближающийся ливень, очищение и кара, все в одной флаконе, пить залпом да не закусывая. В Лоутоне нет и шестидесяти килограмм в свои неполные семнадцать, при всем внушительности росте, долговязый и нескладный, ночами, при свете фонарика, штудирует книги по биологии. Одиночество вечный спутник, страх его господин, а желание вырваться из цепей все чаще бьет в набат, ломая барабанные перепонки. Брошюра о стипендии в колледж Атланты надежно спрятана под вентиляционной решеткой, вместе со всеми нехитрыми пожитками, вроде джинсовой куртки GAP, ножа-бабочки и недоеденного батончика Mars. Лоутон глотает горькие слезы несправедливости и обиды, сжимает в зубах зубочистку до посинения в деснах – хочется курить так, что сводит жила, да нельзя, и мечтает. Его великая американская мечта не заставляет себя ждать, и вот он уже получает долгожданную стипендию, полная ставка, с обеспечением за счет государства, пакуя сумку и прощаясь с той родней, которая еще кое-как принимала его, то бишь с одной из сестер-приемышей и соседским бульдогом по кличке Франклин. А потом почти удобное велюровое сидение в автобусе дальнего следования и проплывающие пейзажи за окна. И еще двадцатка, заботливо скрученная и спрятанная в стопке нижнего белья, которую он стащил у матери семейства из тумбочки перед отъездом. И похуй.
   Хоук Лоутон это прилив и отлив, альфа и омега, судьба, замкнутая в круг из разочарования и прыжки вверх, успехи, оглушающие и сбивающие с ног. Подающий надежды морской биолог, подготовленный ветеринар, в свои неполные двадцати три года, уверенный, ничуть не напоминающий себя прошлого, в чем-то даже нахальный. Примерно в то же время все пошло наперекосяк. Во время одной из экскурсий с погружением, в местном океанариуме, Хоук повредил ногу, казалось бы, пустяк, да и только, но последствия не заставили себя ждать. Обычное легкое обезболивающие, которое ему прописали, только клонило в сон, и вот он уже проходит полное обследование, вычитывая в справках неутешительный диагноз – тот самый ген, который будоражил человечество не один десяток лет, прилип к нему, как муха к кучке дерьма. А следом и больше. То самое, что крылось ранее, оставаясь за занавесом, только иногда скребясь в закрытую дверь, входит с ноги, занимает свое право на престол, поселяясь вместе с ним в его буднях. И тогда его неловкие рассказы, которые принимали за шутку коллеги, мол море разговаривает, смех да и только, принимают видимую основу. Вода из душевой лейки следует за ним как по пятам, а кофе из стаканчика охлаждается до нужной температуры, стоит только ему поднести тот к губам. Стихия склоняется перед Хоуком, признает его главенство, приносит вассальную клятву, обещая ныне и присно веков, с этого самого момента. Престарелый профессариат не соглашается со стихией, срезает выскочку по всем статьям, сбрасывает со счетов, и вот уже третий экзамен позади, неутешительное – вы свободны, и Хоук Лоутон бьет себя по лицу, вглядываясь в зеркало. В эту ночь шторм затронул не только океаническую гладь, но и душу Хоука. Выбор, который был сделан за него, слепой жребий, обрекающий его на проклятия. И стакан с виски сам двигается ему в руку, повинуясь силе жидкости, что ломает камень. Камень, в который постепенно превращается его душа.
   Хоук Лоутон это тайфун, стихийное бедствие, что следует по своему пути, не разбирая дороги, разрушает жизни, в главную очередь свою. Рвет третий конверт за неделю от ЛКорп, с приглашением на стажировку, опрокидывает в себя стопку дешевого пойла. Прошлые годы как слайдшоу, пулеметной очередью мелькающие в голове. Полтора года в Сомали и Индии. Испытания себя на прочность, попытки сродниться со средой, с которой ему предстоит жить дальше, ныряльщик жемчуга, без возможности повернуть не туда. Следом почти год в Норвегии, восстанавливая поднятые со дна драккары для местных музеев, частичка истории, что живет на морском дне. И еще, и еще. Казалось бы, он побывал везде, куда смог добраться. Весь две тысячи девятнадцатый он отработал по контракту на нефтяной платформе, аквалангистом-глубинником, замечая ненароком, что все, на что он был способен ранее, дается ему теперь легко, даже с некоторым шиком. Но это не отменяло того, насколько он был зол. Злоба и ненависть к системе, поставившая его в один ряд с ущербными и отщепенцами, не давала ему покоя. Но вместе с тем, он был достаточно умен, чтобы понимать, что ничего не изменит. И вот новый контракт, Вашингтон, подрядные работы, поисково-спасательные операции, ремонтные погружения, новый дом, который снова останется позади через год, другой. Вечный странник, постоянный изгнанник, не знающий прощения ни к тем, кто выкинул его на обочину, ни к себе. И только вечера, наполненные одиночеством, с очередной книгой, новыми заметками на блокноте или стаканчиком с чего покрепче. А море было все тем же. Ну здравствуй, море. Будем привыкать заново.

[/align]

Отредактировано я пыль (2020-06-24 20:42:23)

Подпись автора

в древней Спарте все были равны,
кроме стариков, женщин, детей, чужестранцев, рабов и илотов (с)

Hawk Lawton | 30 | гидрокинез
Дайвер-социофоб, что делит
со своими демонами черепную коробку